ЧЕМ ПОРАДУЕТ:

Всяк июль 2004

SОТ РЕДАКТОРА

SНОВОСТИ MUZ-YAMA.RECORDS

SСТИХИ НОН-СТОП

PМария Ярославская (Пермь)

PКиттея (Когалым)

PЯрик(Полтавская обл)

PБыстрова Ирина (Санкт-Петербург)

PLonely (Полярный)

SПРОЗАИЧЕСКИЕ ЭТЮДЫ

PЖеня Сусакина (Красноярск)

PБРОДЯЧИЙ КОТ(Пермь)

PАнастасия Каллиопина (Мурманск)

SКАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ

SКУЛЬТПОХОД

S NEW: ФОТОСЕССИЯ

ОТ РЕДАКТОРА:

Июль – самое жаркое время года. Номер получился прозаичным от того, что в редакцию было прислано достаточно достойной прозы. Для разнообразия открывается новая рубрика «ФОТОСЕССИЯ», в ней дебютирует DREM, которая раньше была вам известна как поэт.

НОВОСТИ MUZ-YAMA.RECORDS:

Вышел ещё один аудио «Всяк». Экспериментом на нём было интервью с фото-художником В.В.Осокиным (Пермь), а так же вошли песни на стихи

Интервью с Виктором Осокиным (фотограф,художник)

автор слов:Мария Ярославская "Кисловодской, 17"

автор слов:Ярик "Как странно устроена вся наша жизнь"

автор слов:Елена Максимова "Люблю играть на чьих-то нервах"

автор слов:Киттея "Бессмыслие"

автор слов:Женя Сусакина "Как хочется порой всплакнуть"

автор слов:Dream "Грань безумия ищешь наощупь"

автор слов:Анастасия Иванова "Морская вода"

автор слов:Анита "Я мечтаю просто ввысь подняться"

студия muz-yama records

614101, Пермь, а/я 4826

http://spinne98.narod.ru e-mail:wsak@narod.ru

Музыка, вокал, аранжировки: Мария Ярославская

Для СНГ: 10 $

Для России: 150 руб.

Для получения отправьте почтовый

перевод по адресу:

614101, Пермь, а\я 4826

на имя: Ярославской Марии Александровны

В графе «Для письменных сообщений» укажите название диска.

СТИХИ НОН-СТОП

©Мария Ярославская

(Пермь)

Войду в твой день

Остекленевший,

(Не весь на плечики мой мир).

Во мне неистово, безбрежно

Блуждает ночь чужих могил.

Кресты, нули, мороз и скука

В тепле полупрозрачных душ.

Ты мог стать кем-то для кого-то,

Но образ брошен в лоно туч.

Прольюсь тоскою запоздавшей

В твоё открытое "вчера".

И буду ко всему жестока,

И на помине тяжела.

В назойливых порезах жизни

Настойчиво ищу ремни,

И становлюсь к могиле ближе,

Заснув на краешке любви…

Моя любовь, покорно съёжась,

Лежит и видит чьи-то сны.

Я опрокидываю ужин…

Забрав прощание золы…

25.02.2004

©Киттея

(Когалым)

Жизни нить легко оборвать,

Но подумай прежде чем сделать.

Может лучше вернуть все вспять

Слова и чувства, мысли и время...

Может лучше не начинать

Эти глупые игры с самою судьбою

И разумнее не искушать

Эту мрачную леди в плаще и с косою.

Может будет умнее вокруг посмотреть

И увидеть сияние звезд в черном небе

Ощутить сердцем всем этот теплый рассвет

И понять что настанет еще твое время...

©Ярик(Полтавская обл)

А ты се6я за взрослую считаешь

Хотя на самом деле и не знаешь

То, что такое взрослый человек

Ведь взрослый человек

Совсем не тот, кто много знает

Или уже давно зарплату получает

Нет, на самом деле это тот, кто понимает

Что в жизни значит дружба и любовь

Хотел тебя научить любви и дружбе

Но видно это не под силу даже мне

Ведь ты не хочешь верить в эти чувства

А если и поверишь то, наверное, не мне

А ты себя за взрослую считаешь

Но если б ты была хоть капельку взрослей

Той девушки, которую, я знаю

То б ты уже давно дала ответ

На тот вопрос, что мучит меня часто

Ведь это очень просто

Всего одно лишь слово да или нет

Но хочется тебе меня помучить

Молчишь ты, словно нечего сказать

А я от неизвестности сгораю

Тебе меня, наверное, совсем не жаль

Не мучь меня. Я умираю

А ты себя за взрослую считаешь

И ты, поэтому играешь моей любовью

Но ведь, наверное, не знаешь

Что если долго с чем ни будь играть

Оно сломается, и будешь ты искать

Себе другое развлеченье

Ну а меня ты будешь призирать

Зато что я ушел в уединенье

Но больше не хочу я быть твоей игрушкой

Поэтому хочу сказать, я проиграл

Я проиграл сражения за чувства

А ты была мне словно идеал.

А ты себя за взрослую считаешь...

21.02.2000г.

©Быстрова Ирина

(Санкт-Петербург)

В искренность твою

Пожалуй я поверю,

Но, что тебе скажу,

Что больше не сумею

Видеть тебя со мной

На протяжении дней,

НЕ хочу, чтоб я

Была всегда твоей

Как куклу ты меня:

Берёг, любил, лелеял,

А в любовь мою

Ты так и не поверил,

Не стану тебя я

Ни в чём обвинять,

Просто уйду в пустоту опять.

©LONELY

(Полярный)

Мой мир – игра

Мой мир-борьба

Мой мир – безумствие стихий

Счастливый сон и тишина

Печально-горькая полынь

Мой мир -война

Мой мир – стена

Мой мир-туман воспоминаний

И глубина моих метаний

В которых я одна…

Прозаические этюды

©Женя Сусакина

(Красноярск)

Сон

Никто не любит мир в гармонии. Все только и умеют, что кричать, ругаться и выяснять отношения…Светит солнце – символ радости и жизни…, вечной жизни… жизни и радости… а мне почему-то не весело. Я стою и мне печаль прожигает сердце, боль острыми кинжалами пронзает меня… мою душу…моё сердце. Но я держу себя в руках и страюсь не закричать. Боль становится невыносима…Каждый мой вздох может оказаться последним и он с каждым разом даётся мне всё труднее и труднее. Я держу слёзы, не даю им воли, но…больше…всё больше нет сил держаться. Появилась первая слеза…обжигает мне щёку…больно…такое ощущение будто весь глаз утыкан иглами…За первой последовала вторая. От неё ещё больнее. Всё!

Больше не могу! Хватит! Боль не выносима…сердце стонет и рвёт кровавыми слезами! Я бегу… Бегу прочь…куда-то…Остановилась…Теперь дышать ещё труднее, чем раньше…Небо над моей головой приобрело чёрный цвет, цвет небытия… Я складываю ладони лодочкой, в них стекают капли дождя…Да, идёт дождь и я всем телом, каждой клеточкой чувствую его. Освободительный дождь…Не могу терпеть…Я кричу, крик прорывает плотину боли и скрытых эмоций. Слёзы вырываются на ручку, теперь мне не больно…мне легко. Я не слышу и не вижу ничего кроме дождя..мне уже не страшно…боль куда-то ушла…исчезла…испарилась…я дышу полной грудью, мне хорошо…я замолкаю…

Сердце, бьётся бешено бьётся в преддверии чего-то нового и необыкновенного…Солнце…теперь я всем телом ощущаю живые и тёплые лучи солнца…спокойно…спокойно всё тело душа и главное сердце…

Я открываю глаза и понимаю, что это – сон. Но ощущение всё равно осталось…тело наполнено энергией, солнечной, живой энергией. Мне хорошо! Я живу!

19.04.2004

Одиночество

©БРОДЯЧИЙ КОТ, собственной персоной – автор.(Пермь)

straycat@bk.ru

...Город встретил меня пронизывающе холодным ветром, что в общем-то не было таким уж

удивительным фактом, принимая во внимание вступившую в свои права позднюю осень. Я вышел

из парадной и тут же получил свою порцию промозглого влажного воздуха. Потом ветер, видимо,

решил, что этого было мало для меня и вообще не совсем соответствовало моему статусу жителя

Города, и несколько раз еще напомнил о себе резкими порывами. Я же в ответ только глубже

втягивал шею в уютное тепло ярко красного шарфа.

Людей на улице было немного. И, честно говоря, это радовало, потому что жители Города не

отличались хорошими манерами на улице и в толпе довольно беспардонно толкались и ругались,

если кто-нибудь толкал их, весьма красноречиво и многообещающе.

Я сделал шаг по мощенной булыжником улице, и уютный проулок двинулся мимо меня легким

размерным шагом прогуливающегося человека, коим в этот час являлся я. Влажный после

недавнего осеннего дождя тротуар вел меня по направлению к Главной площади Города. Если вы

спросите, о чем я думал в те недолгие минуты пути до площади, я вряд ли смогу определенно

ответить. По большому счету, наверное, ни о чем. Я просто смотрел по сторонам. Как вы уже,

наверное, поняли, я жил в уютном нешироком проулке, упирающийся своим основанием в

просторность Главной площади. Дома в этом проулке были на редкость похожи. Однако, это

однообразие отнюдь не раздражало. Скорее - наоборот. Оно создавало уют, о котором я сказал

парой строкой выше (кстати, недавно я открыл, что говорить строками очень удобно: помимо

радости от оформленности речи приучаешься к порядку в мыслях). Дома эти были построены

давно, если судить по потемневшему камню, из которого были сложены стены, и по зеленоватым

отложениям дождевых следов на стенах у самого тротуара. Высокие и узкие окна уже были кое-где

освещены мягким теплым светом электрических ламп. Из красивых парадных с колоннами и

портиками выходили редкие люди, отважившиеся на вечерний моцион в такой ветер. Я сказал

"вечерний", однако, вечер еще не стал полностью очевиден: солнце стояло довольно высоко.

И вот я вышел на площадь, в центре которой бил красивый фонтан. Он действительно бил,

поскольку по причине поздней осени, дабы не морозить итак замерзших жителей, его отключили.

Для этого в Городе имелся специальный человек, которого все очень любили и уважительно звали

фонтанщик. Никто уже не помнил его настоящего имени. Я подозреваю, он сам давно забыл его по

причине ненадобности и глубокой старости. Ему было уже около ста лет, он был длинноволос,

седой и носил аккуратную бородку. Его постоянная недлинная куртка из плотной ткани всегда была

чистой. В общем, этакий волшебник из сказки. Он на самом деле был волшебником, поскольку

управляться с фонтаном в одиночку было очень трудно, и без колдовства тут явно не обошлось. А

фонтан действительно был красив: четыре тюльпана, чуть отклоненные в стороны. Вода изливалась

из нежных каменных бутонов круглый бассейн с золотыми рыбками, которых уже поместили в

аквариум в доме фонтанщика, стоявший неподалеку в цепочке домов, окружающих площадь.

На бордюре, ограничивающем бассейн фонтана, сидел художник. Перед ним стоял мольберт.

Художник держал в руках кусок угля и что-то отчаянно рисовал на листе плотной желтоватой

бумаги. Обычно, он приходил сюда в воскресенье после обеда. Приходил и рисовал гуляющих

людей. Я спрашивал его, не надоедает ли все время рисовать одно и то же: одних и тех же людей в

одном и том же месте. На что он, с присущей гениям снисходительностью, отвечал: " Каждый раз,

когда я прихожу домой и просматриваю рисунки, я вижу огромную разницу. Человек не может

одинаково проходить эту площадь. Всегда на его лице отражается разный набор чувств. Сегодня он

радостен и счастлив с одной женщиной, завтра с другой. И обе они дарят человеку разные эмоции и

ощущения! Отличается все: походка, жесты, улыбки...Так-то вот!"

Парадоксальность ситуации заключается в том, что художник упорно не рисует лиц. Он рисовал

все остальное, но лиц - нет. Я видел в его квартире эти работы. Почти все - нарисованные углем, но

есть и масляные полотна. И, скажу вам, это довольно странное, даже жутковатое зрелище, - толпы

людей, площадь, фонтан, но без лиц. На мой немой вопрос художник лишь глубокомысленно

пожимал плечами и его бледное с большими черными глазами лицо мне хитро улыбалось: "Пусть

это останется моей маленькой тайной....". Ладно...Тайна, так тайна. Я не обижался. Мы были

знакомы давным-давно, и я привык к его странностям.

Сегодня художник как обычно рисовал. Однако, была одна нестыковочка: на дворе был вторник.

Я подошел ближе к фонтану и сел рядом с художником.

- Разве сегодня воскресенье? - спросил я.

Художник вздрогнул и сделал ненужный штрих на руке одного из мужчин на бумаге.

- Эх! - он на мгновение задумался, опустил руку, даже не взглянув на меня.

- Хотя, чем это не дамская ручка? - сказал художник.

Несколько быстрых штрихов - и рядом с мужчиной оказалась изящная фигурка женщины,

держащая его под руку.

- Ты заставил меня изменить правде. - наконец, художник удостоил меня своим вниманием. Он

был весел и загадочен.

Он резко повернул ко мне голову. Отчего его длинные волосы образовали короткую карусель.

- Извини. - искренне ответил я и добавил, приглядевшись к рисунку: - но, по-моему так очень

даже ничего...

- Естественно! Потому что это - Судьба! - художник отложил уголь и отряхнул руку. - Теперь у

этого мужчины скоро появится женщина - потому что ты оказался орудием в руках Судьбы и

наградил его подругой. - патетично закончил он и исполненный благоговения посмотрел на меня.

Я несколько растерялся.

- Тебе не интересно, почему я сегодня здесь? – спросил художник, сменив благоговение на более

нейтральный тон.

- Нет. – ответил я с лукавой улыбкой.

- А чего тогда спрашивал?! – удивленно воскликнул он.

- Просто…удивился.

- Будет врать-то! – ухмыльнулся художник и посмотрел куда-то на другую сторону площади. –

Естественно, что я не зря пришел сюда. Я жду продолжения захватывающего спектакля.

Художник уставился на меня, всем видом показывая, что ждет вопроса.

- Ну и какого же? – через паузу спросил я.

- В общем, в воскресенье, когда ты последний раз был здесь, - художник заметно оживился –

видимо то, что происходит очень его волнует, - тут была женщина. И она просто не сводила с тебя

глаз.

- Боже мой! Какая мелодрама! – я притворно закатил глаза, хотя мне всегда льстило, что женщины

обращают на меня внимание.

- Ты зря смеешься, между прочим. – вдруг художник стал смертельно серьезным. – Видел бы ты

ее. Знаешь, как смотрит человек, который смертельно болен?

- Нет. – честно ответил я.

- Значит, тебе пока везло…..

- А если все так серьезно, то почему ты называешь это увлекательным спектаклем? – немного

резко спросил я. Меня начала раздражать его сегодняшняя манера говорить.

- Потому что, мой мальчик, - художник поднял руку в поучающем жесте, - я нахожу все, что

происходит в жизни, увлекательным спектаклем. Поэтому я до сих пор еще жив и не страдаю

паранойей.

- И что….она сегодня здесь? – после минутной паузы спросил я.

- А ты как думал?! – художник сложил руки на груди. – Посмотри, только осторожно, чуть правее

мольберта….Посмотри, будто просто смотришь по сторонам.

Я медленно и даже устало поменял позу, поставив локти на колени и уперев подбородок в ладони.

Мой взгляд лениво и вполне обыденно заскользил вдоль стены домов, окружающих площадь.

Благо, народу было немного: глаза встретили три пары и мамашу с двумя детьми. Я смотрел

дальше. Наконец, на углу одного дома, прямо под фонарем, свисающем со стены, я увидел ее.

Мой позвоночник едва выдержал электрический удар ее взгляда. Мне даже пришлось

распрямиться. Теперь, уже не скрываясь, я смотрел на нее.

Ее тонкая, но безумно изящная фигурка резко выделялась на фоне яркого пятна фонарного света.

Она была одета в темное короткое полупальто, из под которого видна прямая темная юбка до колен

с бахромой на подоле, облегающая худенькие, но стройные ноги в изящных сапожках. На голове

была шляпка с вуалеткой, спадающей на лицо.

Весь вид ее, не смотря на изящество, казался болезненным.

Она смотрела на меня. И взгляд ее…

- Да, сегодня интересный день. – я вдруг услышал голос художника и вздрогнул. Уже во второй

раз, кстати, за последние пять минут.

Я отвел от нее взгляд и посмотрел на художника. Тот задумчиво водил глазами по осеннему небу,

затянутому густым слоем облаков.

- Ты сейчас к чему это сказал? – спросил я, пока не рискуя смотреть в ее сторону.

- Как это, к чему? – художник посмотрел на меня. – Я имел в виду эту женщину.

- Твои замечания в высшей степени остроумны. – саркастически ответил я ему.

Почему-то мое хорошее настроение куда-то пропало. Хотя. Я знаю, почему. В этом была повинна

та женщина, что идет сюда…Черт! Она идет сюда!

- Что же мне делать? – в панике спросил я, но ответа так и не дождался.

Потому что она стояла уже перед нами. Я поднялся с холодного бордюра и впервые разглядел ее

лицо. Оно было бледным, почти прозрачным, худым, с острыми чертами. Ярко красные

напомаженные губы были, пожалуй, излишне яркими, но хорошо очерченными. Нос прямой.

Черные глаза сводили с ума.

Я лишь смог пробормотать "здрасте" и стоял как дурак.

Она смотрела на меня и совершенно не обращал внимание на художника, который вдруг осознал,

что на данный момент нет ничего важнее, чем нарисовать фонтан.

Затем, она заговорила глуховатым голосом. И то, что она сказала, в третий раз заставило меня

вздрогнуть и побледнеть:

- Здравствуйте. Я люблю вас.

Она сошла с ума, сразу промелькнула в моей голове мысль. Большей мой мозг был не в состоянии

ничего придумать более нейтрального и не такого безапелляционного.

Мне нечасто говорили такие слова. Однако, сказать, что это было для меня в новинку, тоже

нельзя. Но впервые я слышал чистую, ничем не прикрытую искренность.

Я сразу поверил ей. И дело, естественно, было не в том, что мне хотелось верить. Нет. Я просто не

мог иначе. Абсурдность ситуации только больше убеждала меня в этом.

Самое страшное заключалось в том, что мне нужно было что-то ответить ей, а не стоять

истуканом, хотя, продолжать изображать столб для меня было куда проще. Я все еще в глубине

души надеялся на помощь художника, но тот самозабвенно водил углем по бумаге и, казалось,

совершенно абстрагировался от окружающего мира.

- Я…мне…ну…я очень польщен. – заикаясь, произнес я эту чушь.

Она улыбнулась. Так улыбается больной в минуты, когда у него ничего не болит и он рад этому

безмерно; однако, сознание сиюминутности блаженства прячется в глубине глаз и уголках губ.

- Я понимаю, что все это кажется вам странным и, может быть, диким, - заговорила она, смотря

прямо в мои глаза ("Черт! Вот это взгляд! Он просто затягивает...Бывает же такое..."). - Но я говорю

совершенно серьезно. Просто у меня нет времени на шутки такого рода. Совсем нет времени... и

потому нет шансов в игре.

Она замолчала. И тут я понял, что нужно делать. Простое решение, но всегда действенное.

- Вы не против будете, если я предложу вам прогуляться по вечернему городу? - спросил я,

предлагая ей руку.

Она улыбнулась чуть снисходительно, будто бы я был непонятливым ребенком, и взяла мою руку.

Ее ладонь была холодной.

Мы пошли через площадь и дальше по одной из улиц, освещенной фонарями, свисающими со

стен домов. На художника я даже не взглянул, оставив его со своими рисунками и любопытством.

Даже ветер остался на площади, чтобы не мешать нам своими нескромными порывами, которые

всегда некстати.

- Вы сказали, что... - я замялся. - Что любите меня...

- Да. - ответила она, не отрывая взгляд от тротуара.

- Но вы же меня совсем не знаете! Вы меня видели-то всего один раз.

Она покачала головой:

- Я знаю вас очень хорошо и, наверное, поэтому люблю.

Я даже остановился. Она посмотрела на меня своими безумно нежными глазами. Мы двинулись

дальше.

- Я уже не первую неделю наблюдаю за вами. Точнее - смотрю на вас. И, знаете, вы очень

открытый человек. Даже если думаете наоборот. Я думаю, что многие даже боятся вашей

открытости, потому что рядом с вами они будут казаться черствыми и замкнутыми. Вы всегда

один... И еще... У вас глаза красивые.

Она замолчала. Я шел рядом, переваривая то количество комплиментов, что услышал только что.

Я все еще был растерян. Видимо, привычка быть в одиночестве опять сыграла со мной злую шутку:

я не привык быть в самом центре внимания кого бы то ни было, тем более в центре ее внимания.

Более того - быть средоточием всего ее внимания и интереса. В одно и то же время я был безумно

благодарен ей за то, что я для нее кое-что значу. Однако, я и боялся этого. Проклятое одиночество!

Так все сложно из-за него. Эта женщина - единственный человек, который не постеснялся показать

свою острую необходимость во мне. А ведь в отношения между людьми это, наверное, самое

главное. Это - здоровый эгоизм. И только благодаря ему возможны какие-то отношения между

мужчиной и женщиной. Ощущение того, что я нужен и, более того, необходим, сладкой

живительной влагой растекалось по душе, попадая в сердце и питая кровь.

- Знаете, я выбрала вас, потому что мы похожи, - продолжила она. Я понял, что сегодня говорить

будет она и не пытался особо выражать свои мысли. Эй нужно было говорить. Это читалось во

всем.

- Я всю свою жизнь была одна. У меня был человек, которого я любила... Думала, что любила. Но,

узнав о моей болезни, он ушел. Такой я была ему не нужна. Хотя моя болезнь вовсе не заразна. Это

что-то с кровью... Я сочла за благо забыть диагноз. Так вот. Тот человек ушел, сказав, что ему

нужны здоровые дети. Я не понимаю, почему мужчины, стоит их подпустить близко к себе и

подумать о семейной жизни, начинают рассматривать нас, как машины для штамповки детей?!

Можно же какое-то время прожить и без этого. Я имею в виду - не заводить детей.

Она взглянула на меня, ожидая ответа.

- Ну... Вероятно, это своего рода символ благополучия и уюта, - несколько сбивчиво ответил я,

удивляясь поворотом ее монолога.

- А что, разве нельзя построить благополучие и уют на счастье двух людей? Можно ведь сначала

пожить для себя! А дети... дети подождут. - Она говорила, и это была уже просто проза жизни в ее

понимании.

Наверное, я был согласен с ней. Хотя и никогда не задумывался об этом. Слишком уж

убедительно она говорила. Или просто настроение мое не располагало к серьезным раздумьям. Я

даже готов был возненавидеть того человека, причинившего ей боль. Меня останавливало лишь то,

что я ее совсем не знаю.

Мы свернули на другую улицу, которая мало чем отличалась от той, по которой мы только что

шли. Иногда, гуляя по городу, я ощущаю липкое чувство страха. Страх перед одинаковыми

улицами и перед всем этим городом постоянно скрывается где-то в глубине души и в простом

геометрическом переплетении улиц. Теперь, мне кажется, я начинаю понимать смысл Города.

Город - одинок. Он одинок в своей геометрической простоте. Одинок. вопреки тому, что дал приют

нескольким десяткам тысяч людей. Эти люди считают его своим домом, а он все равно одинок. Я, к

своему стыду, понял, что похож на этот Город. Кто-то сказал, что настоящее одиночество

ощущается только на улице, в толпе людей. Видимо, это правда.

Я всегда бежал от своего одиночества и не решался признаться себе, что оно все же нашло меня.

И тот страх перед улицами Города продиктован боязнью осознать одиночество Города и

свое...бесполезно.

И вот сейчас рядом со мной идет женщина, бросившая вызов этой самой страшной напасти

человечества. Она не испугалась. А я всю свою жизнь боялся. Что же мне с ней делать? Ненавидеть

ее за то, что она оказалась сильнее меня и мудрее, и проще? Либо любить ее, потому что она

выбрала меня и оказалась сильнее меня и мудрее, и проще?

Пройдя еще один перекресток, я вдруг понял, что он мне знаком. Причем, хорошо знаком. Еще

несколько минут и мы оказались возле парадной моего дома.

Последнюю часть пути мы шли молча. Она сказала все, что хотела сказать, я думаю. Я не хотел

ничего говорить и только думал. Что же теперь? - подумал я, - пригласить или нет? Если нет, то она

уйдет наверняка и больше я ее не увижу. А если приглашу, то что дальше. Мгновение...и я решил,

что неизвестность много лучше, чем вполне осязаемая определенность потерять ее навсегда.

- Не желаете ли чаю? - спросил я. - Это вот мой дом, поэтому почему бы нам не зайти и не выпить

свежего чаю.

Она улыбнулась, и мне показалось, что в глазах ее мелькнул огонек торжества. Хотя, возможно

это был лишь блик фонаря, висевшего над входом в подъезд. Она приняла мое приглашение.

Мы сидели у открытого окна на кухне и пили свежий крепкий чай. Иногда я брал с вазы

воздушное пирожное. Иногда она брала с вазы воздушное пирожное. Незаметно как-то пошел

мелкий осенний дождь. Ветер стих, поэтому было не очень холодно, и мы рискнули не закрывать

окно, а сполна насладиться запахом падающих с небес капель.

Она сидела за столом напротив меня. Сняв изящную шляпку, она грациозно качнула головой и

мягкие на вид темно-русые волосы аккуратными прядями легли ей на плечи. Без шляпки она

казалась еще красивее. Горячий чай сделал свое дело: ее щеки заалели румянцем, а глаза

заблестели.

Так мы просидели часа три, наливая чай и беседуя на совершенно отвлеченные темы: о дожде,

осени, Городе. Вдруг она сказала:

- Ну вот... Мне пора.

Я несколько растерялся:

- А...а...куда же?...уже поздно...

Она поднялась из-за стола и взяла с подоконника шляпку, которая уже порядком промокла, так

как дождь все же долетал до моего окна. Я встал за ней. Мы пошли в прихожую. Там было

довольно сумрачно и тихо. Даже шуршание дождя было приглушено стенами. Она стояла спиной к

двери и сжимала в руках бедную шляпку. Я стоял совсем рядом с ней - протяни руку и можно

коснуться ее лица.

Я лихорадочно соображал, что же мне делать. Она уйдет и - все. Все будет кончено. Я не должен

был ее отпускать. Я должен задержать ее хоть на минуту. Хоть еще мгновение этот полумрак

коридора должен держать ее в своих цепких объятиях. Чтобы запомнить рисунок ее лица, рук, ног,

всего тела и являть мне этот образ в тиши коридорной ночи.

Дрожащей ладонью я провел по ее бархатной щеке. Она как ласковый зверек прижалась щекой к

моей руке. Ее тонкие пальцы коснулись моего лба и убрали непокорную прядь волос. Мгновение, и

ее ладонь скользнула по лицу.

- Останься... - прошептал я.

Она улыбнулась. Я скорее угадал ее улыбку, чем увидел - темно было.

- Зачем? - раздался в темноте ее голос. Мне пришла в голову мысль, что он очень подходит к ночи.

Такой же бархатный, волнующий, глубокий и нежный.

- Ты нужна мне... - чуть громче, чем шепот прозвучал мой голос.

- Правда?

- Правда... - это было общение звуков. Куда более таинственное, чем общение видимое. Я не врал

ей. Я был совершенно искренен, потому что не мог иначе. Пусть звучит штампом, но все же...

Она сделала шаг ко мне, и я увидел вблизи две искры ее глаз, в которых отражалось далекое окно

в темной кухне.

- Хорошо. - сказала она, расстегивая пальто.

Легкое движение плечами, и оно скользнуло на пол к ее ногам. В это время коридор осветился

яркой вспышкой молнии (так ведь осень же! - подумал я). Одного короткого мгновения мне

хватило, чтобы разглядеть ее. На левом плече у нее была татуировка: красная нераспустившаяся

роза на тонком шипастом стебле. Вслед за молнией ухнул гром. Дождь сильнее забарабанил по

подоконнику открытого окна.

- Гроза осенью...Наверное, это чудо. - сказала она, обвивая мою шею своими руками.

- Да...чудо. - ответил я, имея в виду совсем другое.

Потом прошла целая вечность, прежде чем я ощутил на своих губах прохладу ее губ. Боже мой! Я

обнял ее. Она пахла ветром и дождем...Подует и прольется...

Я ехал в поезде. Был солнечный день. За окном мелькал обычный пейзаж: луга, поля, кое-где

деревья и даже маленькие деревеньки.

Сквозь закрытую дверь моего купе пробился звук чьих-то шаркающих шагов. Затем кто-то сказал:

- Через полчаса – конечная станция! Приготовьтесь!

Я хотел было выйти и спросить, какая, но мне стало лень, и я остался в купе смотреть за окно.

Луга постепенно сменялись песком. На горизонте показалось море, залитое яркими лучами

летнего солнца. Поезд заметно сбавил ход. Я открыл окно. В купе тут же ворвался веселый ветерок,

сдув со стола салфетку. Вместе со свежестью он принес горьковатый запах моря и песка.

Поезд еще дернулся и остановился. Стало тихо. Море за окном было совсем близко. Отлив

обнажил песчаное дно у самого берега, и оно казалось покрытое лаком, так оно блестело. На нем не

было ни камней, ни ила, только светло-желтый песок.

Я встал с сиденья и вышел из купе в коридор вагона. Там никого не было. Куда-то все подевались.

Тут мне в голову пришла мысль, что за время пути я ни разу не слышал никакого шума, кроме стука

колес, паровозного гудка, да той фразы неизвестного человека о конечной остановке. Видимо, я был

в этом поезде один.

Я прошел до тамбура. Дверь была кем-то предусмотрительно открыта и ступеньки спущены почти

до самой насыпи. Я выглянул наружу: никакого перрона или вокзала вокруг не было. Я аккуратно

спустился по ступенькам. Прыжок – и я очутился на насыпи. Не оглядываясь, я пошел прочь от

поезда по направлению к морю. Мои туфли уже ласкали нежную кожу песчаной отмели, когда я

услышал сзади странный звук, будто бы кто-то рвал газету. Я оглянулся и увидел не менее

странную картину. Какой-то человечек в смешных широких черных штанах, зеленом кафтане и с

белыми волосами, стоявший ко мне спиной, срывал со стены изображение поезда, на котором я

только что приехал. Поезд был нарисован в натуральную величину. Но картин-то на месте

остановки поезда не было… Я оглянулся. У поезда было пять вагонов. На месте паровоза висели

лишь обрывки темной бумаги. Кругом был берег моря, и лишь слева вдалеке песок сменялся

зеленой травой и лесом на горизонте. Человечек продолжал целенаправленно срывать изображение

поезда.

- Эй! – крикнул я, подходя ближе. – Что вы делаете?

Человечек обернулся – я обомлел. Передо мной стоял Белый клоун в полном макияже и с

грустными глазами.

- Вы это мне? – спросил он, и я узнал его по голосу: именно он предупреждал меня о конечной

станции.

- Да…- тихо сказал я.

- Я убираю поезд. Он уже сыграл свою роль, - ответил клоун, виновато улыбнувшись.

- Какую роль? – не понял я.

- Ну ведь он привез вас сюда.

Я опять удивился:

- Вы хотите сказать, что я приехал сюда в нарисованном поезде?!

- Почему же? – на этот раз удивился клоун. – Поезд-то как раз настоящий…

Он замолк, всем своим видом показывая, что у этой фразы продолжение.

- Ха! – нервно усмехнулся я. – Это я что ли не настоящий?

Клоун улыбнулся, пожал плечами и принялся снова сдирать изображения поезда. Под ошметками

начало проявляться другое изображение: тот же берег, бесконечный берег моря. Пока я разглядывал

новую картину, клоун закончил срывать рисунок поезда.

- Что-то я ничего не понимаю… - сказал я ему.

Тот довольно долго смотрел на меня, вытирая руки о полу кафтана.

- А что тут понимать?.. – наконец вымолвил он.

Потом он взялся за ручку в стене, нажал на нее. Открылась дверь, за которой было темно. Клоун

шагнул в темень, и дверь закрылась за ним. Ручка исчезла.

Я сделал несколько шагов к стене и попытался нащупать ручку. Я протянул руку и…понял, что

никакой стены нет. Еще шаг и я оказался на шпалах железной дороги, по которой меня сюда привез

поезд. Впереди тянулся до самого горизонта песчаный берег. Море было очень спокойным и

напоминало зеркало. Я пересек насыпь и, не зная куда идти, пошел вдоль кромки берега.

Глядя вперед, я обратил на темное пятно на светлом панно песка. Когда некуда идти, не думаешь

о цели пути, и я направился в сторону пятна.

Пейзаж вокруг не особо жаждал изменяться: тот же берег, слева через сотню метров

переходивший из песчаного в покрытый травой, а там, у горизонта, - в лес. И лишь солнце

нарушало однообразие окрестностей тем, что неуклонно двигалось с востока на запад.

Потом я увидел рояль. То пятно на берегу оказалось роялем. Красивым, черным, лаковым. Я

подошел к открытым клавишам. На передней панели красовалась серебром какая-то надпись. Я не

силен в языках, но мне рассказывали об одной стране очень многое, и по каким-то

подсознательным признакам я отнес происхождение этого рояля в мастерские той страны. Вы

понимаете, что это были чистой воды условности, так как не имело ровным счетом никакого

значения, что это за рояль. Главное – факт самого его существования.

Рояль стоял прямо на песке в паре метров от воды, и оставалось только удивляться, почему пески

до сих пор не поглотили этот инструмент.

На пюпитре стояла тетрадь, на обложке которой ничего не было записано.

Только я коснулся пальцами этой тетради, чтобы открыть ее, как где-то заиграл пастуший рожок.

Я уже перестал чему-либо удивляться сегодня. Тем более, что звуки рожка сливались в

потрясающие гармоничные аккорды. Я все же открыл тетрадь. Там были ноты. Аккуратно

выписанные строчки с нотными символами.

Я взял первый аккорд и понял, что пастуший рожок играет ту же тему. Попав в ритм, я начал

играть, присев на табурет, невесть откуда оказавшийся рядом.

Музыка зазвучала, словно нежное касание ветра по волосам. Мелодия была совершенно

потрясающей. Я отыграл несколько фраз и почувствовал слезы в глазах. Оказалось – я плачу. Эта

музыка тронула самые далекие и личные струны моей души. Сердце защемило. Я не мог понять, от

чего. Хотя нет. Я не мог понять, почему я все же плачу. Повод-то был…наверное.

Я играл, и что-то далекое всплыло из самой глубины моего сознания. Пока я толком не мог

понять, что это было. Но сердце защемило сильнее. Я видел, что это было нечто светлое, но вместе

с тем невыразимо печальное. Эта печаль разливалась вокруг, повинуясь повелительно нежным

звукам музыки, что я играл.

Теперь я уже не смотрел на ноты, а играл под грустные напевы души.

Я вдруг понял, что пение рожка начало приближаться. Оглядевшись, не прекращая играть, я

никого не увидел. Я повернул голову в сторону моря, но и там было безлюдно. Посмотрев налево, я

опешил. С левой стороны рояля стояла женщина в зеленом воздушном балахоне. Она играла на

рожке. На голове ее был венок, сплетенный из полевых цветов и трав. Некоторые травинки

ниспадали ей на плечи и лоб. Ее длинные прямые волосы были аккуратно заплетены в косу.

Вдруг она перестала играть. Я тоже почти остановился, но она быстро сказала:

- Играй – играй! Иначе, я исчезну!

Я продолжил играть.

- Ты знаешь, что она любила тебя? Любила по-настоящему, ее голос был подстать нежному пению

рожка: такой же мягкий, но сильный.

- Кто? – спросил я, не совсем понимая, о чем речь.

- Ой, не придуряйся! – она мило наморщила носик.

- Но я действительно не знаю, о ком вы говорите! – постепенно я начал сомневаться в этом

утверждении.

Женщина вздохнула.

- Ладно. Это не так уж и важно. Важно, что она тебя любила, - сказала она, глядя на море.

Я продолжал играть. И то далекое, что всплыло из глубины моего сознания, перестало быть

аморфным сгустком. Начали вырисовываться контуры. Фигура. Женская. Она была одета в темное

короткое полупальто, из под которого видна прямая темная юбка до колен с бахромой на подоле,

облегающая худенькие, но стройные ноги в изящных сапожках. Мне казалось, я узнал ее. Точно!

Это она…Теперь не нужно было ничего объяснять. Вопросы ушли…Ответы так и не появлялись

Я спросил у женщины, стоявшей рядом с роялем:

- А кто вы?

- Я – женщина! – гордо ответила она.

Мне стало смешно:

- Да я вижу, - усмехнулся я.

- Я женщина в тебе, - продолжила она.

От удивления я прекратил играть. Фигура женщины начала таять. Я спохватился и продолжил

играть.

- Оказывается, человек по природе своей самодостаточен, - пояснила она, видя мою растерянность.

– В нем есть и мужское и женское начало. Другое дело, что в реальности обе половинки

неравнозначны. У мужчин мало женского и наоборот. Именно поэтому человек всегда ищет себе

пару, чтобы достичь гармонии и стать единым. Увы…Не всем это удается.

- То есть вы – часть меня? - я проявил чудо догадливости.

- Случилось так, что в тебе больше женского, чем в других мужчинах. Иначе я бы не смогла

придти.

- Получается, что я в большей степени самодостаточен, чем остальные? Но почему же я иногда

бываю таким одиноким? – горько усмехнулся я.

Она подошла ко мне и положила свою ладонь мне на голову, взъерошив волосы.

- Глупый. – сказала она. – Представь себе, что ты слушаешь музыку. Она прекрасна. И вот

наступает апофеоз музыкального сюжета. Еще чуть-чуть.., но музыкант перестает играть, и три

последних аккорда остались в воздухе, застыв в вечной неподвижности. Или тебе сказали, что

сейчас будет звучать поистине волшебная музыка. Оркестр уже начал играть, но солист на

фортепьяно сыграл лишь несколько аккордов, которые даже не помогли понять общую красоту

музыки. А оркестр играет фон.

Она умолкла. Я играл, пытаясь осмыслить сказанное ею.

- Теперь ты понял, почему ты более одинок, чем другие?

- Не знаю еще… - честно ответил я

Возникла пауза. Она смотрела на море. Я играл.

- А почему ты исчезаешь, когда я перестаю играть? – спросил я, наконец, чтобы хоть что-нибудь

сказать.

- Женщина всегда подпитывается прекрасным… - несколько туманно ответила она.

- А-а… - протянул я.

Непреодолимо музыка заканчивалась. Я чувствовал это. Да и фигура женщины начала

подрагивать и расплываться. Я хотел спросить еще о многих вещах, но, видимо, не судьба.

- Знаешь, мне пора, - несколько грустно сказала женщина. – Но мы, наконец-то познакомились. И

это несомненный плюс сегодняшнего дня. Надеюсь, что ты станешь лучше разбираться в самом

себе. Тогда тебе будет проще разобраться в других.

- Да, пожалуй, - согласился я. – А почему ты пришла?

- Ты так и не понял, - улыбнулась она. – Не спрашивай у женщин «почему». Она пришла и все тут.

Такие уж мы. Я же пришла просто так. Повидаться. Когда же еще будет такой шанс! Ладно. Я

пошла. Прощай.

Налетевший порыв ветра разметал облако, еще недавно бывшее женщиной, которая в свою

очередь была частью меня самого. И я подозреваю – лучшей частью. День клонился к вечеру.

Последний аккорд нежной мелодии быстро затих в теплом воздухе. Я отошел от рояля. «И что

теперь?» - подумал я.

Солнце уже почти касалось своим краем моря у горизонта. Я пошел прочь от моря. Песок быстро

сменился невысокой травой. Я взошел на небольшой холмик, с которого открывался вид на море с

одной стороны и на лес с другой. Дневные птицы уже закончили на сегодня свою шумную песню.

Было тихо. Только море в нескольких десятках метров тихо перешептывалось с песком о чем-то

загадочном.

Я вдруг почувствовал, что очень устал. Трава на холме была мягкой и теплой после жаркого дня.

Я снял свою легкую куртку, расстелил ее и лег.

Солнце еще не успело скрыться в море, а на востоке на темнеющем небе уже заблестела одинокая

звезда. Вокруг нее не было больше других звезд. Она была одна. Одинока…Я усмехнулся, глядя на

эту блестящую точку. Позже к ней присоединятся миллиарды других звезд. Только вот знает ли она

об этом? Не думаю. Иногда я был твердо уверен, что это моя звезда. Может быть, это звучит глупо,

но было у нас что-то общее. В этом мире вокруг меня постоянно кружит огромное количество

людей. И хотя я знаю об этом, я не вижу разницы между положением этой звезды и своим. Почему?

Неужели я слишком сильно поверил в свою индивидуальность, неповторимость, оригинальность?

Неужели я окончательно и бесповоротно противопоставил себя другим людям? Неужели я

настолько эгоистичен и замкнут на себе, что не вижу окружающего мира, то есть тех людей,

которые ко мне тянутся, считая их низшими по сравнению с Собой? Может быть, стоит больше

обращать внимание не тех, кто Меня любит, а не на тех, кого Я ХОЧУ любить? Лежа на холме и

слушая пение звезд, чьи голоса сегодня особенно напоминали легкое шуршание морских волн о

песок, я вдруг начал понимать, что именно так и нужно делать. Стремится к этому хотя бы. Я стал

понимать, что любовь – это не только когда ты любишь, но и когда тебя любят. И вот осознание

этого и есть величайшее счастье, которое доселе мне было не ведомо. Нет, я знал о том, что есть

люди, которые меня любят, но ведь знать и осознавать – разные вещи!

Я думал, что так и должно быть. Раз они меня любят, значит так и должно быть. Я – ужасный

эгоист. Теперь же я начал понимать, что ошибался. Я не знаю, кого мне благодарить за это

открытие. Женщина возле рояля – это же я сам, точнее, часть меня. Выходит, я сам себе помог.

Звезд стало больше, а небо стало черным-черным. Я закрыл глаза.

Когда я проснулся, было уже за полдень. Я лежал в своей кровати, кутаясь в теплое одеяло.

Кончик моего носа подсказывал мне, почему я это дела: в комнате было дико холодно. Закутавшись

поплотнее на подобие туники, я встал и, шлепая босыми ногами по холодному полу, побрел на

кухню. Окно там было почему-то открыто. Я закрыл его и взял с вазы, стоящей на столе у окна,

засохшее пирожное. «Когда-то оно, наверное, было воздушным» - подумалось мне.

За окном было опять пасмурно. На душе было никак. Может быть, я просто замерз, а, может,

слишком долго спал. Я пошел в ванную комнату. В коридоре споткнулся за табурет, невесть откуда

взявшийся там. Я еще подумал – чего-то сегодня много странностей с утра. Но дошел до ванной,

помылся, постоял под горячим душем, млея от удовольствия…согрелся. До вечера я читал что-то.

Город встретил меня пронизывающе холодным ветром, что в общем-то не было таким уж